В ходе моего недавнего визита в Москву главный редактор «Вопросов национализма» Константин Крылов любезно подарил мне 4 номер журнала, посвященный федерализму и регионализму. Давно мечтал ознакомиться с его содержанием, дабы сопоставить свои идеи на этот счет (развиваемые уже более 10 лет и оформляемые сейчас в книгу) со взглядами авторов этого очень актуального, хотя и весьма спорного журнала. Моя критическая рецензия им, наверное, покажется еще более спорной. Но в целом такой диалог меня очень радует, поскольку позволяет прояснить некоторые точки совпадения, или наоборот - фундаментальные разногласия между националистическим и регионалистским дискурсами, а их сторонникам - уточнить свои позиции.
«Весь мир идет на меня войной»
Ницше однажды заметил, что основная борьба в этом мире идет между силами активными и силами реактивными. Если первые реализуют некий самостоятельный проект, воплощая в нем собственную волю, то весь смысл деятельности вторых обусловлен извне. Они идентифицируют себя лишь в зависимости от того или иного внешнего раздражителя, а иногда и напрямую - по отношению к нему. Характерным примером являются идеологии, начинающиеся с приставки «анти-»: антиглобализм, антисемитизм, антифашизм и т.д.
У меня сложилось впечатление, что и русский национализм - по крайней мере, в том формате, как он задан в «Вопросах» - также являет собой разновидность реактивной идеологии. В этом номере журнала практически не представлены какие-либо утвердительные, перспективные модели русского федерализма и регионализма. Лейтмотивом большинства публикаций являются привычные жалобы на униженное и оскорбленное состояние русского народа, в котором виноваты все вокруг. Характерное название открывающей номер статьи Павла Святенкова - «Все против русских». В статье «Российская Федерация как наследие Ленина-Сталина» Александр Храмов также пытается доказать, что этот государственный проект является в первую очередь антирусским. Будто бы все другие народы при нем процветают...
Подобно тому, как у некоторых православных радикалов «борьба с Антихристом» вытеснила собственно веру в Христа, так и здесь мы наблюдаем скорее «борьбу с русофобией» вместо позитивных проектов русского будущего.
Реактивность плоха тем, что напрочь блокирует проектное мышление о будущем, погружая национальное самосознание в бесконечную войну с призраками прошлого - зачастую выдуманными, но всегда могущественными. Вся реальность начинает отмеряться от того, как же им противостоять, а не от того, чего же мы все-таки хотим сами? Именно поэтому реактивные силы в истории неизбежно проигрывают - они в принципе не способны на самостоятельное смыслоутверждение.
Унитарная нация или русский мир?
Само понятие «нация» в его политическом смысле впервые появилось в годы Великой французской революции, открыв собой эпоху Модерна. Однако, сбросив монархическое определение себя как «подданных короны», французы, тем не менее, удержали и даже заморозили свой государственный унитаризм.
Характерным проявлением этого национал-унитаристского сознания сегодня служит статья Пьера Илляра «Меньшинства и «регионализмы» в «Европе регионов». Там автор нападает на «постнациональный» проект Евросоюза, подозревая в нем «криптогерманизм». Мол, Германия с ее богатой регионалистской историей пытается таким образом взломать все европейские национальные государства, расколов их на регионы.
На самом деле, такой «раскол» происходит уже давно - только метаистория не всегда объяснима какой-то затверженной конспирологией. Эпоха политического Постмодерна действительно ликвидирует национально-государственный централизм - теперь европейские регионы формируют совместные информационные, экономические и политические проекты поверх прежних государственных границ. Национально-государственных консерваторов, привыкших, что все решается в прежних имперских столицах (Париже, Лондоне, Мадриде, Москве и т.д.), конечно эта парадигма пугает, потому что создает совершенно непривычную для них картину мира.
Унитарные национально-государственные стереотипы догоняют даже весьма интересных и информированных авторов. Так, подробная и познавательная статья Константина Пузырева о корсиканском сепаратизме завершается все тем же призывом к островитянам вернуться в лоно «матери-Франции».
Кстати, здесь было бы нелишне подчеркнуть - современный европейский регионализм лишь с большой натяжкой можно именовать «сепаратизмом». Точнее, он является сепаратизмом лишь по отношению к прежним имперским столицам. Но отделяться от ЕС как такового регионалисты вовсе не хотят. Напротив, в Барселоне проходят миллионные (!) демонстрации под лозунгами «Каталония - новое европейское государство». Недавно одержавшая победу на выборах Шотландская национальная партия собирается провести референдум о независимости от Лондона - но при этом видит свою страну полноправным членом ЕС.
Постмодернистская природа регионализма состоит еще и в том, что его невозможно классифицировать привычной модернистской схемой «левые-правые». Та же Шотландская национальная партия, несмотря на расхожие ассоциации «национальное» = «правое», является скорее левоцентристской, социал-демократической силой. Наиболее забавная ситуация возникает с бретонскими регионалистами. Парижские правые честят их «леваками», тогда как левая интеллигенция опасливо видит в их региональном символе - трискеле - «фашистские аллюзии»...
Вообще, французское влияние на русскую интеллигенцию, похоже, до сих пор традиционно велико... Быть может, и современный русский национализм так тяготеет к централистскому и унитаристскому мышлению именно потому, что подхватил эту «французскую болезнь»? Вот и Олег Неменский в своей конспирологической статье, защищая целостность европейских наций, маркирует врага как «мондиализм». Это, как известно, французская калька с термина «глобализм», введенная в свое время в русскую политическую лексику франкофилом Александром Дугиным.
Но и сам по себе термин «глобализм» уже ничего не объясняет. Для анализа современного регионализма гораздо более подходит диалектический неологизм Роланда Робертсона - «глокализация». Становление глобальной экономики прочно взаимосвязано с локальной дифференциацией. Поэтому никакого «обезличивания всех национальных культур», которым пугают антиглобалисты, конечно не происходит - или происходит лишь с теми, кто питается в макдональдсах и смотрит MTV. Этот глобальный слой конечно повсюду универсален - но параллельно ему наблюдается резкий рост значимости всевозможных региональных идентичностей. Они осознают, что только в силу собственной уникальности они могут не затеряться в глобальной экономике, а напротив - даже выиграть в ней. Поэтому современный регионализм ни в коей мере не следует путать с каким-то изоляционизмом прежних эпох.
Сегодня попытку «изолироваться» от этого глобального тренда предпринимают именно национальные государства с их централистским унитаризмом. Хотя становление регионализма неизбежно так же, как и пришествие сетевого общества - между этими процессами существует любопытная корреляция. Глобальная сеть состоит из локальных кластеров, которые обмениваются информацией напрямую, не нуждаясь в неких «имперских» серверах.
Этническое многообразие стирается не каким-то виртуальным «глобализмом», но вполне реальными империями. Проиллюстрирую это на примере своей родной Карелии. Здесь издавна существовали русские субэтносы со своими уникальными культурами - поморы, заонежцы, пудожане и т.д. С карело-финскими субэтносами они чаще всего легко находили общий язык, что проявилось в любопытных диалектных сочетаниях, когда уже непонятно, то ли они славянские, то ли карельские. Однако карельские субэтносы (ливвики, беломорские карелы и т.д.) все же сумели сохранить свои языковые и культурные особенности. Хотя они сегодня также находятся в кризисе, но появляются молодежные музыкальные группы («Anna Tulla» и др.), которые развивают эту этническую специфику в современной популярной культуре. Русские же субэтносы просто исчезают... А ведь когда-то именно в Заонежье сохранился и был собран весь корпус новгородских былин, утраченных в самом Новгороде во время его московского завоевания и геноцида. Но теперь и там эта традиция прервалась. Заонежские, поморские и пудожские культурные идентичности даже в Петрозаводске известны лишь горстке академических специалистов.
Почему же исчезло это севернорусское культурное многообразие? Обвинять в этом какие-то другие народы невозможно. Проблема в том, что и в царское, и особенно в советское время здесь жестко насаждался единый унитарный стандарт русского языка, с точки зрения которого все северные диалекты выглядели «неправильными». Хотя они сами по себе гораздо древнее и аутентичнее тех «норм», которые придумали московские филологи! Но в итоге вышло так, что эта имперская «норма» полностью подавила живое развитие севернорусских языков и культур. Та же картина, впрочем, характерна и для множества других российских регионов - от Кубани до Сибири. Так что те русские националисты, которые настаивают на этих «единых нормах», фактически преемствуют империю и своими руками добивают русское культурное многообразие...
Хотя именно многообразие культур становится в современном мире мощнейшим орудием влияния. Но пока русская культура ассоциируется в других странах лишь с типовым сувенирным набором (Kremlin, vodka, matrioshka), ожидать какого-то продвижения здесь затруднительно...
Еще 4 года назад на АПН я уже предлагал рассматривать русское будущее не с имперско-централистских позиций, а пристальнее изучив феномен современного англоязычного мира:
«Принцип «единой нации - единого государства» немедленно испаряется как фантом, стоит лишь окинуть взором современный англоязычный мир. Англичане, американцы, канадцы, австралийцы, новозеландцы говорят на одном языке (в данном случае опустим диалекты) - но вовсе не считают себя единой нацией. И совсем не горят желанием сливаться в единое государство»...
Именно такое, регионалистское развитие русского мира и поныне представляется мне наиболее адекватным, позволяющим вообще открыть новую историческую парадигму взамен той, где за всех «говорит Москва». С точки зрения империи эта постимперская дифференциация конечно выглядит как «распад». Однако - распался ли англоязычный мир с падением Британской империи? Напротив - взаимосвязи в нем и поныне очень крепки. В той же статье я приводил удививший меня в Англии пример - позвонить оттуда в Австралию стоит в 10 раз дешевле, чем в Россию!
Вообще, для понимания этой дифференциации надо встать не на позицию некоего «центра», а истолковать ее с точки зрения того или иного равноправного региона. Русские регионы ни в коей мере не заинтересованы в том, чтобы обноситься колючей проволокой - напротив, они открыты к максимальному взаимодействию и сотрудничеству с соседями. Это, собственно, и есть модель сетевого общества. Но никакая всевластная и ограбляющая все регионы имперская «вертикаль» здесь совершенно не нужна! Более того - регионы интересны друг другу именно потому, что они разные. Когда же они превращены в одинаковую «провинцию», они неинтересны никому, даже самим себе. Кстати, именно в этой всеусредняющей энтропии и заключен секрет неминуемого распада всех империй...
В этом номере «Вопросов национализма» ярко выделяется статья известного петербургского регионалиста и историка Даниила Коцюбинского о русских националистах ровно вековой давности. Выделяется - именно потому, что написана вовсе не с националистических позиций. Напротив, даже у лидеров национализма тех лет автор обнаруживает весьма парадоксальные высказывания, которые обогнали свое время на целый век и сегодня скорее лишь подтверждают правильность регионалистской парадигмы. И могут послужить полезной пищей для ума тем националистам, которые все еще зависают в плену унитарно-имперских догм о «великой России»:
«Основное несчастие России в том, что она растянута в пространстве до последнего предела натяжения, до разрыва. Силы великого племени, приложенные к столь неизмеримой площади, в каждой точке сводятся почти к нулю. Именно отсюда наша неспособность ни в одном месте громадной страны развить культуру сильную и богатую... Самая превосходная политика не даст нам мощи тех наций, что выработались на небольшой территории». (М. О. Меньшиков)
Многие националисты сегодня видят своей важнейшей задачей создание «русского национального государства». Но с точки зрения регионализма это представляется ошибочным - как с исторических, так и со структурно-политических позиций. Во-первых, если современная Европа уже покидает модернистский формат национальных государств, зачем строить русское будущее как европейское прошлое? И во-вторых - в каком составе и в каких границах мыслится это национальное государство? Если речь идет о «единой русской республике» за исключением тех или иных национальных образований (или наоборот - со включением русских регионов соседних стран), то чем эта предполагаемая государственность по существу будет отличаться от нынешней РФ? Ясно же, что никакой «чистой» этнической резервации в современном мире создать невозможно. А если к тому же столица останется в Москве, это повлечет за собой сохранение всех византийских и советских мировоззренческих стереотипов, которые сегодня принимаются за «русские». Стоит ли эта овчинка выделки?
Весьма логичную формулу двойственного отношения регионалистов к национализму вывел омский политический философ Виктор Корб:
«Я исхожу из приоритета базовых гуманистических ценностей, обеспечивающих свободное развитие человеческой личности и культурных сообществ. С этих позиций я однозначно на стороне национализма, когда он является образом освободительного движения, в сторону от любого рода имперской диктатуры, подавляющей свободу личности и самоуправления. Но нельзя абсолютизировать национализм, поскольку он также может стать (и часто является) серьезным ограничителем свободы личности и общества, особенно когда происходит его огосударствление или сакрализация».
Более многообразный вариант русской национальной государственности предлагает ныне Национал-демократический альянс, настаивая на формировании семи русских республик - примерно в границах нынешних федеральных округов. Унитарные националисты часто критикуют этот проект, видя в нем пропаганду «распада», но этой критикой лишь сами демонстрируют свое имперско-централистское мышление. Однако регионалистам этот проект также представляется сомнительным - но по совсем другим причинам.
В настоящее время в РФ существует более 80 регионов. Собственное регионалистское сознание вызревает в каждом из них, а не на уровне предполагаемых «семи республик». Нынешние федеральные округа все-таки слишком масштабны для возникновения в них общей республиканской (res publica) идентичности. Возможно, в Сибири это удастся (хотя там также существуют немалые различия между Красноярском, Новосибирском, Омском и Томском), но вогнать, например, Северо-Запад в одну республику представляется делом безнадежным. У жителей древнего Пскова, беломорско-карельской Кеми и полярно-уральской Воркуты все-таки весьма различный исторический и культурный «бэкграунд». Не разумнее ли просто поднять статус всех нынешних областей и краев до уровня республик? Так и возникнет нормальная, симметричная федерация с равноправными субъектами.
(Хотя, конечно, о «нормальной федерации» в политических условиях нынешней РФ говорить еще преждевременно, пока ее субъекты не обладают элементарным правом выбора своей власти. Региональные партии, свободно действующие в ЕС и США, в РФ также пока запрещены...)
А будут ли эти новые республики (бывшие области и края) называться «русскими» - это решит их собственное самоуправление, свободно избираемые республиканские парламенты. Решат они вопрос и о будущих надреспубликанских альянсах. Возможно, какие-то республики предпочтут объединиться, другие будут поддерживать федеративные или конфедеративные отношения, а третьих вообще исключат из договорного процесса (вряд ли какой-то северной или сибирской республике захочется добровольно платить Чечне миллиардные дотации).
В проекте же «семи русских республик» у идеологов НДА, вопреки их жесткому антиимперскому пафосу, проглядывают все те же имперские уши. Почему эти московские деятели вновь решают за все остальные регионы - сколько и каких должно быть республик? Не лучше ли им сосредоточиться на собственном - Залесском проекте? Несколько лет назад они сформулировали довольно интересный проект Республики Залесская Русь на основе нынешнего Центрального федерального округа. Правда, у жителей его различных областей по московско-централистской привычке вновь спросить забыли. Да и с символической точки зрения Залесье пока существенно проигрывает Ингрии и Сибири, где местные регионалистские флаги давно уже стали непременным атрибутом массовых общественных акций. Залесский же флаг, похоже, существует пока лишь в интернет-пространстве... Хотя именно залессцы могли бы возглавить общественный протест против известного плана «расширения Москвы», когда власти этого мегаполиса готовятся поглотить многие подмосковные районы, стерев их историческую и культурную идентичность и заселив новыми волнами мигрантов.
«Русскость» и регионализм порою соотносятся очень парадоксально. Например, русские жители Карелии, попадая в другие регионы, часто называют себя именно карелами, вкладывая в это слово не этнический, а географический смысл и, видимо, чувствуя некоторую психологическую разницу с москвичами, кубанцами или уральцами.
В последней переписи населения многие из тех, кто назвался ингерманландцами, сибиряками, казаками и т.д., также являются этнически русскими. Но - сознательно не хотят так себя идентифицировать, пока «русскость» ассоциируется с унитарным имперским государством. А упрек в том, будто регионалисты желают всеобщего «развала», снимается очень легко - как показывает опыт, они оживленно участвуют в межрегиональных дискуссиях и обмениваются конструктивными идеями в блогах друг друга. Тогда как у различных группировок фанатов «единой и неделимой», напротив, обычное дело - сплошная взаимная вражда и подозрительность...
...Сейчас, кстати, все живущие в имперском измерении - от «правых» националистов до «левых» либералов - введены в ступор абсурдом грядущих «выборов» и гадают, то ли их бойкотировать, то ли что-то рисовать на бюллетенях. Но это уже абсурд не просто нынешней власти - так к своему бессмысленному финалу подходит сама эта империя как таковая. Поэтому регионалистов совершенно не прельщает и любая имперская «оппозиция», которая мыслит теми же унитарно-централистскими стереотипами и мечтает лишь о том, чтобы самой стать новой кремлевской властью. То, что в нынешней России называется «политикой», интересно регионалистам настолько же, как европейским «варварам» - законы римского сената, американским «пионерам» - споры лондонских лордов, слушателям школы Лонжюмо - выборы в Госдуму столетней давности...
Брендинг как инструмент регионализма
Современная медиа-реальность кардинально меняет самые основы политического мышления. Прежняя идеологическая борьба все более уступает место конкуренции образов. Неслучайно европейские регионы сегодня так увлечены созданием и продвижением собственных уникальных брендов. Бренд, напомним, это далеко не просто какой-то внешний логотип - в наиболее качественных брендах отражается внутренняя специфика региона, привлекательная для туристов и инвесторов.
Брендинг - это культурно-экономический инструмент создания и продвижения региональной идентичности. Развитая идентичность становится главным капиталом региона - но вместе с тем и самым надежным противоядием от нежелательных гостей. Там, где умеют и хотят жить по-своему, никакие чужеродные этнические мафии просто не приживутся, не говоря уже о том, чтобы стать параллельной властью. Но, с другой стороны, даже этнически однородные страны максимально развивают свои особые региональные идентичности. В прошлом году я был весьма поражен, когда увидел своими глазами, насколь японские префектуры отличаются друг от друга - природой, архитектурой, праздниками и другими специфическими региональными брендами. Это создает неповторимую национальную динамику - страна вроде бы небольшая, но повсюду очень разная, что только подчеркивает ее уникальность.
Россия же, по выражению специалиста по городскому брендингу Дениса Визгалова, до сих пор являет собой «имиджевую пустыню». Здесь толком не разработаны ни региональная, ни городская символика, до сих пор повсюду засилье стандартных советских названий и памятников, что превращает страну в сплошную неразличимую «провинцию». А когда к тому же гражданское самоуправление подавлено, люди просто перестают чувствовать свои республики и города действительно «своими», и в этих условиях неудивительно, что их реальными хозяевами оказываются какие-то теневые структуры...
Хотя региональный брендинг порою способен творить реальные чудеса. Карельский город Кондопогу представлять читателям, наверное, нет смысла. Однако сами жители этого «города-героя» уже изрядно устали от навязанного им бренда «эпицентра межнациональных конфликтов». И летом этого года запустили программу ребрендинга, организовав в Кондопожском районе уникальный Фестиваль сена. В нем участвовали несколько десятков команд косарей из разных районов республики - причем в основном городские жители среднего возраста, которые в детстве еще умели держать в руках косу. И как выяснилось, этот навык забывается нелегко - а вместе с ним вспоминается и еще более древняя, фольклорная память... Фестиваль вызвал в Карелии бурный общественный резонанс, интерес к нему проявили гости из Скандинавии и Италии, которые обещали прислать свои команды на конкурс следующего года. Подобные «кантри»-фестивали в различных западноевропейских регионах давно уже превратились в местные бренды, их охотно спонсируют производители сельскохозяйственной и иной техники, и в целом они становятся ежегодными праздниками, привлекающими множество участников и туристов.
Таким образом, региональные бренды не «отменяют» этнику, но напротив - возрождают ее, только переводя из унылого формата каких-то «межнациональных конфликтов» в перспективные проекты развития региона. (По Ницше: из реактивного измерения в активное.) В кондопожском фестивале принимали участие русские и карельские команды - но впрочем, никому даже не приходило в голову делиться по этническому признаку. Все-таки это Карелия - здесь замкнутая этнократия не в моде...
Когда в различных русских регионах возникнут такие спонтанные народные праздники, своеобразные повсюду - видимо, только тогда русский национализм перестанет ассоциироваться с агрессивной «борьбой с русофобией» и трансформируется в яркое и жизнеутверждающее движение.
А сами региональные бренды иногда возникают совершенно случайно и казалось бы «из ничего». Однако те, кто приезжает на озеро Лох-Несс, затем начинают вдруг интересоваться особенностями шотландской истории и культуры. И с погружением в этот контекст все яснее становится, что самая чистокровная шотландка - это Несси...
http://www.inache.net
В любом случае, респект за содержательный пост, кои стали редки на этом форуме. Впрочем, сама статья также заслуживает внимания.