Дмитровский Форум V2

[gosha]

Забастовочная борьба, на­чатая в мае рабочими угледобы­вающей отрасли, подобно ве­сеннему половодью разлилась по стране. В нее стали включать­ся и другие отряды пролетариа­та: автотранспортники, маши­ностроители, нефтяники - все, кто месяцами не получает зара­ботанного, кого наиболее жесто­ко угнетает капитал, нагло обос­новавшийся на кремлевском холме.

Долготерпение российского рабочего изумляло «просвещен­ный Запад». Без большого шума этот рабочий соглашался «вка­лывать» на обветшавшем, опас­ном оборудовании, в условиях, прямо угрожающих жизни, и по­лучать за это зарплату, которую даже в тропической Африке пос­читали бы нищенской, зарплату, которую часто выдавали даже не деньгами, а талонами в хозяйс­кую лавку, где гнилой товар предлагался втридорога. Этот невиданный прежде рабочий молча смотрел, как в угоду инос­транным конкурентам исчезали его рабочие места, и под соглас­ный хор буржуазной пропаганды – мол, «крутиться» надо, устраи­ваться, приспосабливаться, а не «завидовать» преуспевающим спекулянтам, тем паче вспоми­нать, что такое «классовая борь­ба» - покорно менял место у станка и в забое на сомнитель­ную профессию разносчика де­шевой чепухи в пригородных электричках или зарывался «по ноздри» в землю на своих сотках картофельного поля.

Всему, однако, есть свой предел. Буржуазия, усыпленная такой безропотностью, «пере­гнула палку». В основных угле­добывающих районах страны, там, где задолженность по за­рплате перевалила за 7-11 ме­сяцев, а продукты со своего ого­рода к весне доелись подчистую, там, где здоровые мужики были вынуждены постоянно обра­щаться к помощи нищенских пенсий стариков, где бесконеч­ные увещевания власти «крас­ных губернаторов» «потерпеть» особенно навязли в зубах, вспыхнул неизбежный бунт. Либеральные литераторы особен­но часто любят цитировать сло­ва о «русском бунте, бессмыс­ленном и беспощадном...», с кровью выдирая часть строки Пушкина из его истории Пугачев­щины, Не вдаваясь в спор, что же имел в виду поэт в том кон­кретном случае и мог ли он ха­рактеризовать иначе народное восстание в цензуруемой пе­чати, вслед за небезызвестным Коровьевым скажем любителям подобных характеристик своего народа: «Поздравляем вас, гражданин, совравши».

Несмотря на то, что подъем рабочего движения был факти­чески стихийным, хаоса и уголовщины он не принес. Напро­тив, действия рабочих отрядов направлены были, прежде все­го, на обеспечение порядка. Од­ной из первых мер зачастую ста­новилось пресечение про­дажи спиртно­го. Забасткомы и Комите­ты спасения скорее можно упрекнуть в преувеличен­ной заботе о праве частной собственнос­ти. Ниоткуда еще не поступило сведений о конфискации запа­сов продовольствия и денеж­ных сумм. Всю свою деятель­ность новое рабочее движение sue еще старается втиснуть в прокрустово ложе буржуазной законности. Этим только и мож­но объяснить характер акций протеста, которые предпринима­ли поднявшиеся на борьбу рабо­чие.

Последние несколько лет беспрерывного промышленного спада показали трудящимся не­достаточную эффективность та­кой традиционной формы борь­бы, как забастовка.

Голодовки протеста, самоу­бийства и прочие мазохистские методы борьбы власть имущих беспокоили еще меньше, чем забастовки на остановившихся заводах. Пресса все это научи­лась преподносить в разделах, помещаемых между описаниями похождений очередного крова­вого маньяка и сексуальными скандалами звезд шоу-бизнеса. Стиснутое с одной стороны рам­ками «ненасильственной борь­бы», с другой - явной бессмыс­ленностью только забастовоч­ных действий, рабочее восста­ние выплеснулось на рельсы железных дорог и автотрассы.

Направление удара инстин­ктивно выбрано было верно. Даже в начале века, как писал один из вождей революционной борьбы, «..только железные до­роги превращали огромную ев­роазиатскую равнину в империю царей». Значение путей сообще­ния с тех пор не убавилось, но многократно возросло. Даже краткосрочные блокады основ­ных железнодорожных трасс, таких как Транссиб или Москва-Ленинград-Хельсинки вызыва­ют параличи грузопотоков и миллиардные убытки. Поэтому власти, столкнувшись с такой формой борьбы, как правило, стремились скорее ликвидиро­вать инцидент и шли навстречу требованиям бастующих.

Конечно, все ограничива­лось сиюминутными подачками и полумерами, но голодные, политически неуправляемые рабо­чие рады бывали и этому. В этот же раз все вышло не так мирно, как прежде. Мировой финансо­вый кризис и падение цен на нефть больно ударили по бюд­жету России, крепко пристегну­той к всемирному империалис­тическому рынку. Попытки в оче­редной раз реструктури­ровать внеш­нюю задо­лженность ни к чему не при­вели, и перед полуобмороч­ной экономи­кой России явилась перспектива изыскивания миллиардов долла­ров для заокеанских кредиторов. Говоря словами попугая г-на Лившица: «Денег нет!». Здесь, правда, надо сделать уточнение: денег не стало в традиционных источниках, где правительство привыкло их черпать - экспорт­ных отраслях и внешних займах: в то же время среди имущего класса по-прежнему бьют фон­таны безумной роскоши и расто­чительства, но почерпнуть отту­да и малую толику власть не же­лает и не может. Только что сформированное правительство Кириенко, сходу угодило в «пи­ковое положение» С одной сто­роны дырявые карманы бюдже­та, которому опять не миновать малоприятной операции обреза­ния, с другой - неожиданное (или долгожданное, кому как нравит­ся) восстание рабочих. Пробле­мы эти за г-на Кириенко решать нет ни малейшей охоты, но кое-какие действия властей уже обозначены. Во-первых это спешное перетаскивание дыря­вого бюджетного плаща. На вос­ставшие регионы уже пролились жидкие субвенции и трансфер­ты вперемешку с обильными (и невыполнимыми, очевидно) обе­щаниями.

Но тут правительство само себя загоняет в ловушку. Как бы ни неопытны в борьбе были ра­бочие, они все-таки соображают, что деньги, раздаваемые басту­ющим, изымаются из тех регио­нов, которые еще в стачку не включились Выражаясь образ­но: бастуешь, перекрываешь дороги - получаешь зарплату, продолжаешь покорно трудить­ся - получаешь шиш. Именно эти соображения, скорее всего, и придали майской стачке лавинообразный характер. Поэтому в речах правительства зазвучали грозные нотки. Забастовщикам стали угрожать судебным пре­следованием. Главный же при­ем, используемый властью -по­пытка натравить отдельные от­ряды трудящихся друг на друга Здесь центр приложения пропа­гандистских усилий - рекламиро­вание колоссальных убытков, которые несет железнодорожное ведомство в результате транспортной блокады. По централь­ному телевидению неоднократ­но показывали плачущую тетку в форме проводницы, которая горько жаловалась, что вот те­перь из-за этих шахтеров она не получит зарплаты. Эффект от путейских слез был бы значи­тельно меньшим, если бык нему был подмонтирован сюжет со столичной биржи. Здесь, в тот же день, что и заявления о желез­нодорожных убытках, за которые забастовщикам грозят ответ­ственностью, было оглашено решение Центробанка а подъеме ставки рефинансирования до 50%.

Надо сказать, мало кто из законопослушных граждан осве­домлен, что экономика нынеш­ний России, подобно цирковому жонглеру, балансирует на чудо­вищной пирамиде внутренней задолженности. Для безинфляционного обеспечения своих те­кущих потребностей в деньгах правительство наводнило фи­нансовый рынок так называемы­ми государственными краткос­рочными обязательствами (ГКО), то есть вексе­лями, по ко­торым тра­тят бога­тые, а рас­плачивают­ся все ос­тальные Держателя­ми этих век­селей явля­ются круп­ные банки.

Чтобы удержать банкиров от со­блазна выкинуть горы ГКО на рынок, им предполагают чудо­вищный ссудный процент В бюджете 1998 года этот процент был определен в 20% и все рав­но для его выплаты была назна­чена третья часть всех поступ­лений в казну Теперь же из-за финансового хаоса этот процент вздут до 50%. Банкиры, не уда­ряя пальца о палец, на вложен­ный рубль получают 50 копеек прибыли. Вот откуда то «море разливанное» благосостояния которое затопляет Москву и поз­воляет при всеобщем обнища­нии воздвигать двадцатиметро­вые статуи и «храмы на крови» размером со средний небоскреб. Беда в том, что скудоумная политическая верхушка, стоя­щая одной ногой за рубежом и привыкшая рассматривать «эту страну» как свою законную до­бычу, неспособна и на йоту пос­тупиться своими привилегиями и, подобно злополучной обезь­яне из анекдота, разжать за­стрявший в кувшине кулак с оре­хами, когда слышны шаги при­ближающегося охотника. Меры, приемлемые в данной ситуации, вроде закрытия биржи и замора­живания внутреннего долга, не только не принимаются прави­тельством, но даже не предла­гаются и хваленой «конструктив­но-непримиримой» оппозицией, хотя в них нет и атома коммуниз­ма. Похоже, что если рабочее движение само по себе не за­глохнет под усыпляю­щее бормо­тание правительственных СМИ, «народно-патриотических» губер­наторов и ФНПРовской верхуш­ки, нас ожи­дают интересные события в духе албано-индонезийского ре­шения проблемы. Интересно, будут ли и тогда плакать только железнодорожницы или запла­чут уже и банкиры?



Ю.Клочков,

«Рабочий листок», номер за май-июнь 1998 года

Старенькая познавательная статья

[Perez_Rocoto]

...заглохло. Замочили в сортире. Слава Богу?

[Garikk]

Этоже начало дефолта... с исторической точки зрения действительно познавательно...учитывая то что случилось потом

[Perez_Rocoto]

А что случилось потом? Что изменилось? Ну, несколько попали считавшие себя средним классом. Пусть их. Их не много, на баррикады не пойдут - некогда, надо потерянное отбивать. Банкиры не плакали и до, и во время, и после... Разве что теперь на всю катушку не плачут немного другие банкиры. Однако, нельзя сказать, что и прежние сильно страдают. А зарплата железнодорожницы в товарном выражении сильно не изменилась. Значит, железнодорожницу тоже все устраивает?