Mikle » Чт окт 17, 2013 2:35 am
Нет ничего удивительного в шуточном споре Семми Гласса с девочкой Сибиллочкой о том каков цвет ее купальника, если принять во внимание дзен-буддисткие взгляды и воззрения Д.Селенджера, к тому же индуисткого толка.
Сам эпизод , несомненно, является центральным, поворотным в этом коротком рассказе и всегда вызывал много споров.
Начнем с того , что рассказ "Лучший день для Рыбки-Бананки" первый знаменитый рассказ Д.Селенджера и главнейший в сборнике «Девять рассказов».
Почему писатель назвал свой сборник «Девять рассказов»? Коль скоро традиционные решения — назвать книгу просто «Рассказы» либо вынести на обложку название одного из них — Сэлинджера почему-то не устраивали, быть может, он в слове «девять» выразил нечто потаенное? Тем паче, что вслед за названием книги поставлен эпиграф: «Мы знаем звук хлопка двух ладоней, «А как звучит одной-ладони хлопок?» — скрытый смысл в котором присутствует несомненно. В подписи под эпиграфом, указано,что это—дзэнский коан. Каждая такая загадка содержит вопрос, в котором заключен и ответ, но ответ не прямой, а парадоксальный, отчего коаны сравнивают подчас с древнегреческими апориями, видя в них схожие упражнения на переход от формально-логического мышления к поэтически-ассоциативному. Извещая осведомленного читателя, что в «Девяти рассказах» он найдет, помимо «хлопка двух ладоней», то есть высказанного, и нечто скрытое, подразумеваемое (тем более что согласно дзэнскнм постулатам словами истину выразить нельзя), дзэн-ское двустишие «Одна рука» адресуется, возможно, и читателю «непосвященному». Но лишь при условии, что тот проделает определенную интеллектуальную работу, дабы постичь смысл восточной загадки, направляющей разум к выходу за пределы обыденного сознания. Методика дешифровки названия сборника «Девять рассказов» определяется путем последовательного обозрения символических значений числа «девять» в пределах религиозно-философских учений Востока, ибо целый ряд категорий из аппарата последних постоянно присутствует в сэлинджеровских текстах. Так обнаруживается ключ к шифру - связанная на одном из этапов своего развития с числом «девять» концепция традиционной индийской поэтики «дхвани-раса».
Согласно одной из ее кардинальных доктрин художественное наслаждение от литературного произведения достигается не благодаря образам, создаваемым посредством прямых значений слов, но теми ассоциациями и представлениями, которые этими образами вызываются.
В традиционной индийской поэтике существовала концепция, по которой скрыто проявляемое значение художественных произведений — «дхвани» — понятно лишь тем избранным ценителям, в чьих душах сохранились воспоминания о предыдущих воплощениях. Только благодаря этому они и обладают той эстетической сверхчувствительностью, сверхинтуицией, которые позволяют им постигать сокровенный смысл произведений искусства, получать от них истинное удовольствие, в полной мере воспринимать их поэтические настроения — «раса». Только к таким ценителям, по мысли теоретиков древнеиндийской поэтики, и обязан апеллировать настоящий художник. А создаваемое им в расчете на знатоков, людей «с созвучным сердцем» литературное произведение должно было заключать в себе один из трех типов «дхвани»— скрытого смысла: подразумевать простую мысль; вызывать представление о какой-либо семантической фигуре: внушать то или иное поэтическое настроение («раса»).
Последний, третий тип «дхвани», или «затаенного эффекта», считался высшим видом поэзии.
На первых порах различались восемь поэтических настроений «раса». Трактат «Бхаратиянатьяшастра» (VI—VII вв.) определил следующие виды и порядок «раса», которые имели конкретную цветовую символику: I — любви (коричневый или синевато-бурый — цвет кожи бога мистической и эротической любви Кришны), 2 — смеха (белый), 3 — сострадания (серый), 4—гнева (красный). 5 — мужества (померанцевый— дикий апельсин), 6 — страха (черный), 7 — отвращения (синий), 8 — откровения (желтый). Затем, в IX веке, необходимость добавила еще одно поэтическое настроение: 9 — спокойствия, ведущего к отречению от мира. Теорию «дхвани» (т.е. теорию поэтической суггестии), согласно которой требовалось так строить художественное поэтическое произведение, чтобы в нем наличествовал скрытый смысл, намек («дхвани»), позволяющий суггестировать (внушать) то или иное из девяти поэтических настроений, в IX в. сформулировал в трактате «Дхванья-лока» («Свет дхвани») Анандавардхана. Канон девяти поэтических настроений оставался неизменным вплоть до эпохи индийского Средневековья, когда в XI—ХП вв. число «раса» было признано необходимым минимально увеличить. Так появилось 10-е поэтическое настроение — родственной нежности.
Вобщем-то "Девять рассказов" Селенджера указывают на хлопок "второй" ладони, т.е. на 10-ое чувство родственной нежности очевидное в семье Глассов и, которого так не хватало в семье Селенджеру.
Но вернемся к нашим купальникам.
В первой части рассказа "Лучший день для Рыбки-Бананки" молодая женщина Мюриэль по междугородному телефону обсуждает с матерью странности своего мужа. Суть разговора в том, что мать страшно волнуется за судьбу дочери, уехавшей провести медовый месяц во Флориду. По ее мнению, с мужем Мюриэль, Симором, не все в порядке. У него явно не все дома, его выходки в доме тещи были более чем странны. Например, когда бабушка заговорила о своей смерти, он подробно рассказал ей, как, по его мнению, надо устроить ее похороны. Он подарил жене книгу на немецком языке (!) - это через два года после того, как американцы разгромили фашистскую Германию. Он что-то сделал (не говорится, что именно) с цветной подушечкой.
Но дочь успокаивает мамашу: все хорошо, Симор загорает на пляже, а первые два вечера в фойе гостиницы играл на рояле. Правда, на пляже он загорает, надев теплый халат, но это чтобы не видели его татуировки (которой, впрочем, у него нет).
Когда-же он снимает халат, под ним обнаруживаются плавки ярко-синего цвета!! Цвета, если мы вспомним трактат «Бхаратиянатьяшастра», презрения и издевательства над всем этим мещанством ,а что ждать от человека на войне заглянувшего смерти в глаза: благоговейного почтения к разукрашиванию ногтей??))
В этом дзенском контексте их спор с Сибиллочкой вообще ТРИВИАЛЕН: Глас заявляет, что она одета в синий купальник (№7 — цвет отвращения и презрения к мещанству(синий), но маленькая Сибиллочка возражает: ты ничего не понял в жизни, Симиглаз, - он желтый (№8 — откровение).
И все...
Но центральным это эпизод с купальником в рассказе делает другой - психоаналитический контекст.
Перед тем как попасть в номер, Симор едет в лифте, где с ним приключается с позиций здравого смысла абсурдный эпизод, который портит ему настроение. В лифте с ним едет какая-то незнакомая женщина, и между ними происходит следующий диалог:
"- Я вижу, вы смотрите на мои ноги, - сказал он, когда лифт поднимался.
- Простите, не расслышала, - сказала женщина.
- Я сказал: вижу, вы смотрите на мои ноги.
- Простите, но я смотрела на пол! - сказала женщина и отвернулась к дверцам лифта.
- Хотите смотреть мне на ноги, так и говорите, - сказал молодой человек. - Зачем это вечное притворство, черт возьми?
- Выпустите меня, пожалуйста! - торопливо сказала женщина лифтерше.
Двери лифта открылись, и женщина вышла, не оглядываясь.
- Ноги у меня совершенно нормальные, не вижу никакой причины, чтобы так на них глазеть, - сказал молодой человек" (здесь и далее в цитатах курсив мой. - В. Р.).
Надо сказать, что, прочитав рассказ заново после этого эпизода, обращаешь внимание на то, что мотив ног в нем является поистине навязчивым - в коротком рассказе это слово встречается около двадцати раз, особенно во втором эпизоде, когда Симор играет с трехлетней Сибиллой:
"По дороге она остановилась, брыкнула ножкой мокрый, развалившийся дворец из песка.
...сказала Сибилла, подкидывая ножкой песок.
- Только не мне в глаза, крошка! - сказал юноша, придерживая Сибиллину ножку.
...Он протянул руки и обхватил Сибиллины щиколотки
Он выпустил ее ножки.
Он взял в руки Сибиллины щиколотки и нажал вниз
...Юноша вдруг схватил мокрую ножку - - она свисала с плотика - и поцеловал пятку".
Тут психоаналитик должен просто взвизгнуть от удовольствия. Все ясно. Ведь ноги - это субститут половых органов. Симор не удовлетворен интимными отношениями с женой (недаром в начале рассказа упоминается статейка в журнальчике, назывзющаяся "Секс: или радость, или ад"), он довольствуется латентным сексом с маленькой девочкой.
Симор рассказывает Сибилле довольно бессмысленную, на первый взгляд, историю про рыбку бананку, которая забралась в банановую пещеру под водой, объелась бананов и умерла. Банан - явный фаллический символ. Рассказ о бананке - это притча о сексе, который чреват смертью, об эросе/танатосе.
Приближается большая, ОЧЕНЬ БОЛЬШАЯ ВОЛНА... Симми "взял в руки Сибиллины щиколотки и нажал вниз"...Мокрая и благодарная всепонимающая в своей простоте маленькая Сибилла со снисхождением сообщает Симору, что видела эту чертову Рыбку-Бананку и, даже, с 6 бананами во рту....... Все... Симор Гласс сокрушен: она пожалела его. Она отблагодарила. Он думал - цвет синий, а повсюду только желтый. Он презирал мещанский секс и он издевался над их бытом, но маленькая девочка оказалась мудрее его. Жизнь многовариантна и не поддается его холодному анализу. Бог повсюду. Он сокрушен. Он проиграл спор о цвете купальника. Он не в чем не смог разобраться,,,ну в этой жизни)))
Поэтому и самоубийство вполне логично. Тем болеее мудрая Сивиллла признала притчу: рыбка объевшись бананов все-таки умирает в пещере)))
Само самоубийство описано предельно лаконично: "Он взвел курок. Потом подошел к пустой кровати, сел, посмотрел на молодую женщину, поднял пистолет и пустил себе пулю в правый висок."
Вот в Мисимовском "Патриотизме" деловитый ритуал харакири длинной почти в повесть, несмотря на глубочайший трагизм, все-таки напоминает вскрытие консервов.
Если уж откровенно, то мне больше всего по душе искрометно-радостное Бунинское самоубийство в "Митиной любви": "Она, эта боль, была так сильна, так нестерпима, что, не думая, что он делает, не сознавая, что из всего этого выйдет, страстно желая только одного - хоть на минуту избавиться от нее и не попасть опять в тот ужасный мир, где он провел весь день и где он только что был в самом ужасном и отвратном из всех земных снов, он нашарил и отодвинул ящик ночного столика, поймал холодный и тяжелый ком револьвера и, глубоко и радостно вздохнув, раскрыл рот и с силой, с наслаждением выстрелил."
И скачют лягушки за мной по пятамм...