Скоро дембель или срочная служба "пиджака".

[Клим Чугункин]

-

Последний раз редактировалось Клим Чугункин Вс авг 21, 2011 14:33 pm, всего редактировалось 1 раз.

[other1313]

А у меня в Армии и соплей почти не было. Мылись и стирали (сами! представляешь) в холодной воде. В баню по расписанию. Физкультурку подтянули. Еще многому научили. А чмошники они везде есть, и на гражданке их больше.

на гражданке легче оградить себя от общества чмошников, в армии с этим труднее - в одной казарме все

[Клим Чугункин]

-

Последний раз редактировалось Клим Чугункин Вс авг 21, 2011 14:33 pm, всего редактировалось 1 раз.

[other1313]

Общество - группа лиц, объединенная общими морально-этическими нормами (устоями)

[Клим Чугункин]

=

Последний раз редактировалось Клим Чугункин Вс авг 21, 2011 14:33 pm, всего редактировалось 1 раз.

[other1313]

Чмошник

Военнослужащий, который в результате слабой силы воли и тормознутости не может постоять за себя. В результате чего испытывает на себе насмешки и издевательства со стороны сослуживцев (выполняет роль «полкового шута»). Причем переводы в различные категории по сроку службы фактически не имеют значения и это обычно продолжается до дембеля. Часто выглядит убого и неряшливо, ввиду моральной опущенности.

[Клим Чугункин]

-

Последний раз редактировалось Клим Чугункин Вс авг 21, 2011 14:32 pm, всего редактировалось 1 раз.

[other1313]

в российской школе, армии, тюрьме, "группа лиц, объединенная общими морально-этическими нормами (устоями)" всегда создаёт касту неугодных, я в школе насмотрелся на эту блядскую систему, не вижу ничего хорошего в ней и учавствовать в ней не хочу

[Клим Чугункин]

-

Последний раз редактировалось Клим Чугункин Вс авг 21, 2011 14:32 pm, всего редактировалось 1 раз.

[other1313]

С тобой тоже)))

[ЛЕНИВЕЦ-БАРИБАЛ]

Уважаемые!!! на этой оптимистический ноте хотелось бы прекратить это и надеятся на скорое продолжение рассказа о службе пиджака

Гы, поржал!

Так что вы скажете про этот опус? Про язык, стиль написания.
Ещё галочку можно поставить в голосовалке.

other1313, видно проголосовал, второй пункт добавил. Гражданский, один словом. Что с него взять, кроме анализов? Да и те, небось, с глистами.

Последний раз редактировалось UAZtank Ср мар 23, 2011 16:48 pm, всего редактировалось 1 раз.

Добавил пропущенный кусочек в эту часть.
post242546.html#p242546

[ЛЕНИВЕЦ-БАРИБАЛ]

афтар пеши исчо!!!!
читаю, вспоминаю, радуюсь, улыбаюсь

Начинаем узнавать население первой и третьей рот. Забитые, с потухшим взглядом, бесплотными тенями скользят местные духи. Отлетав полгода, ждут они нового пополнения, чтобы самые грязные и тяжелые работы свалить на него. Когда наш карантин после присяги раскидают по ротам, мы займем духовскую нишу армейского социума, а полугодичников переведут в черпаки. Но не всех. Среди духов попадаются опустившиеся, похожие на бомжей личности: вонючие, в грязных на коленях мешковатых штанах, в засаленных кителях переползают с полов на толчки ротные чушкари. Чушкари самая презираемая каста армейского бардака, они так и останутся вечными духами, будут продолжать летать вместе с нами, и дальше – до дембеля своего.
Отслужившие ушли на гражданку до нашего появления: государственные правители, чтоб у них хуи на пятках повырастали, увеличили срок службы по призыву на полгода. В запас из части не увольнялись. Дембеля, узнав об добавления срока, пустились во все тяжкие; в ротах многоразово усилился пресс дедовщины, начался бедлам. Били духов, били черпаков, в пьяных дебошах доставалось всем. Под горячую руку колотили даже офицеров. Дела неуставные, порой, доводили буйствующих до дисбата. На губе аврал и горячая пора. Камеры забиты, карцер не справляется с толпами залетчиков, в поте лица на ниве наказаний трудятся губари.
А в ротах все течет по установившемуся порядку. Расслабленные, ждут духов черпаки. Они уже без пяти минут дедушки. Скоро будут почивать они на лаврах стариковства, долбить младшие призывы и звереть. Деды - самые заподлистые и злобные в неуставщине: дохуя прослужили, дохуя осталось.
Дедушки уже перевелись в дембеля. Этим всё по хуй: полтора размотали, через полгода приказ и домой. Они пытаются не залетать, дружно забивают болт на приказы, не лезут командирам на глаза. Духов и черпаков в общей массе почти не трогают – никому под дембель не нужны залеты за мордобой. За это дисбат над ними висит дамокловым мечом: прецеденты отправки туда вместо дембеля бывали. Лишь бурые безмозглые отморозки лезут на рожон и борзеют на всех.
Самая главная тварь первой роты - Вася Пискунов. Здесь он король и главком кагала бурых дембелей. Все допущенные к монаршему телу зовут его просто Вася. Правой рукой у Васи – ублюдок по прозвищу Слон: плоское лицо, тупой, ничего не выражающий взгляд и выпирающий из-под груди сальный бурдюк живота. Его писклявый голос сводит духов и черпаков с ума: дня не проходит, чтобы он на пару с Васей не избили кого-либо из них в кровь. Служить выродкам осталось полгода, и вся рота с тайным нетерпением ждет их увольнения.
И еще есть в первой роте одна достопримечательность. По прозвищу Большой. Рост под два метра, поджарый, на широкой груди рельсы гнуть можно. Крутой он чел: кремень характер, стальные нервы - всё похер, особенно когда подопьет или обкурится. Духи от него вешаются: своими здоровыми кулачищами колотит он младший призыв, добиваясь, чтобы молодые службу тащили не сачкуя. Бьёт редко, но метко: в предвкушении удара дрожит весь, как боевая пружина на взводе, стальные мышцы передают вибрации телу, аж яйца звенят. Мудозвон, в общем, этот Большой, и скотина редкостная: бьет в тело с оттягом, стараясь завалить с первого же удара, некоторых при этом калечит. В лицо не бьет, чтобы не видно было следов при внешнем осмотре. Отслужил год, на правах серого кардинала заправляет всеми неуставными делами роты.
Вечером карантин отбился. Угомонились роты. Лишь в буром углу идет какая-то возня.
- Дневальный! – разрывая тишину, будит нас громкий выкрик.
В ответ тишина. Молчит дневальный. И опять, уже громче и нетерпеливей:
- Дневальный, бля!
- Пошел на хуй! – неожиданно летит в ответ.
Казарма затихла, затих карантин: слышно как дзенькнула пружина в чьей-то кровати. Такого ещё в роте не было – дембелей посылать. В буром углу замерли, переваривая услышанное.
- Дневальный, бля! Ко мне нах! – старые никак не угомонятся.
В ответ очередной посыл дедушек в пешее эротическое. Зашевелились с духовской стороны, видны поднимающиеся головы, скрипят кровати. В воздухе повисла звенящая тишина, достаточно слова, чтобы духи пошли мочить ненавистных дедов до смерти. Решительное приближение битвы пугает старослужащих. Реакции с их стороны нет никакой. Молчат, суки. Стуканули, похоже, им об ожидаемом погроме, поэтому сидят старички, не рыпаются. Не хотят открытого боя, твари.
Затаился бурый угол. Без поддержки потухла искра мятежа, брошенная дневальным, не возгорелось бунтарское пламя. Угас боевой запал. Духи с черпаками остались лежать в кроватях. Единый порыв не перерос в драку за правое дело: так и сошло всё на тормозах. Мне интересно, что же будет потом с дневальным, осмелившимся восстать против системы?
Проснулся от звуков глухих ударов. На соседних койках вслушиваются в темноту, приподняв головы. Вот и расплата к духам пришла. Их всех выгнали на взлетку, вдоль строя ходят Вася со Слоном и с хеканьем пробивают им фанеру. Сильные удары под дых сбивают дыхалку, самые слабые корчатся на полу, кто-то тягуче харкает кровавой слюной. В углу еле шевелится окровавленное тело дневального.
Потом духов с толком и расстановкой методично прокачивают под резкий счет Большого:
- Раз! – руки согнуты в локтях, держат тело внизу. – Два! – руки выпрямляются, держат тело вверху. – Полтора! – руки полусогнуты, тело находится навесу в промежуточном положении.
- Держать полтора! – издевательски, почти нежно рычит Большой и идет вдоль рядов замерших спин. Руки духов дрожат, лопатки ходят ходуном от напряжения, майки мокнут от пота. И вот один не выдержал и падает на живот. На него коршунами налетают старые и дают волю ногам, слышны тупые удары в живое и захлебывающийся хрип несчастного. И всё повторяется снова: «фанеру к осмотру» и «раз-два-полтора»…
Шум экзекуции долго не дает уснуть, мрачные мысли выносят мозг. Блядь, куда же мы попали?!
- Рота подъем, бля! – ломая сон, орет ротный Кабанов.
Сонную тишину казармы взрывает треск раздолбанных коек и громкий топот десятков ног: дружно подрываются все, быстро одеваются и строятся на взлетке. Кабанов шутить не любит, за сон после подъема можно схлопотать от ротного крепкого леща.
- Я подаю только уставные команды, и их исполняют беспрекословно, - частенько хвалится он. Таких огромных кулаков, как у него, нет ни у кого в роте. Да что там в роте, во всей части не найдется Кабанову соперника ни по мышечной силе, ни по мощи кулачного боя. Немудрено, что рота повинуется безоговорочно: никто не хочет испытать на себе действие его кулаков.
Сегодня в ротах зарядки нет. В первой роте залет – кто-то спалился комендачам в самоходе и побывал на губе. Поэтому Кабанов, злой как черт, с раннего утра разъяренным зверем мечется по казарме.
- Вы у меня будете, суки, гвозди жопой дергать! – ревет перед строем Кабанов, потрясая огромными кулаками.
Отдельной от строя кучкой стоит неудачливый самоходчик. На вздувшейся от кровоподтеков роже виден ласковый приём губачей. Ротный мечется вдоль фронта, изрыгая проклятия, походя пихает подвернувшихся кулаком в грудь. Остановившись перед залетчиком, вперил в его очи гневный гипнотизирующий взор:
– Ты, урод, сгниешь у меня на губе, на хуй! – и хлоп залетчика в душу; тот отлетел в угол и благоразумно затих там, шифруясь.
Процесс разбора полетов мы не застали – карантин выгнали на утреннюю пробежку.
Теплое утро ярится солнцем на небосводе. Нормальные люди в этой время ещё спят, нежатся в кроватках, просматривая приятные сны. Мы - солдаты, нам положена утренняя зарядка. Положена нашими командирами и распорядком армейского дня. По плану у нас двухкилометровая пробежка вокруг служебного комплекса. Суббота, как старший по призыву, зашхерился где-то, нашу колонну ведет Демазов.
Бежим плотной группой. Рядом, бок обок, с кирзовым топотом натужно сипят товарищи. Обычная двухкилометровая пробежка для меня сегодня дается с трудом: дыхание забивает непривычно горячий воздух, сапоги пудовыми гирями липнут в асфальт. Вдобавок грудь раздирает горячая игла, засевшая где-то в подвздошье. Пытаюсь откашляться, и не могу. При кашле жжение проталкивается к горлу, издевательски прыгает там и, не отхаркиваясь, проваливается обратно.
Демазов сегодня нас совсем загонял: не переходя к снарядам, режем по спортплощадке круг за кругом. Другие роты разошлись по казармам, ждут завтрака, а мы под пристальным надзором сержанта, стоящим в центре бегучей карусели, всё топчем и топчем горячий асфальт. Соседи по забегу хрипят загнанными жеребцами, безумно блестя белками глаз на распаренных рожах. Я чуть живой: взор застилает красная муть, бегу, задыхаясь, через силу шевелю ногами. Потусторонняя сила болтает меня в строю, как хрен в проруби. Чувствую: ещё чуть-чуть и тело бесчувственным бревном рухнет на землю. Черт! Когда же это кончится?!
В роту заполз выжатый, как лимон. Кабанов куда-то свалил, прихватив с собой залетчика. Ротные духи вовсю шуршат, наводя в расположении порядок. В казарме Содом и Гоморра: ротный всем на эти выходные зарубил увольнения, никто сегодня в город не идет. Старичье беснуется, срывая злость на младших призывах. Карантин также влетел под горячую руку дедушек: затрещины и оплеухи посыпались на нас, как из рога изобилия. Только вмешательство наших сержантов приостановило расправу.
После аппетитного, как навозная куча, завтрака нас вывели из казармы на улицу на наведение порядка перед зданием. Двоих, самых сообразительных, пытавшихся сачкануть, Суббота выловил из придорожных кустов и куда-то увел, всучив им штыковые лопаты. Демазов, оставшись с нами за командира, отсчитал бойцов и кивнул им на лежащие у бордюра грабли. Мне он указал на перевернутые кверху ржавым пузом носилки. Вторым номером к ним пристроился земляк Лёха. Те, кто успел, похватали метлы и замахали ими по асфальту, вздымая в раскаленное небо клубы пыли. Оставшиеся без шанцевого инструмента - лопушки, как нарёк их Демазов, - отправились по округе голыми руками собирать бычки и мелкий сор.
Носилки, стрёмные на вид, были легкими и ухватистыми. Братва валила на них выковырянные из-под кустов камни, отбитые куски асфальта, собранный мелкий мусор. Все это добро мы быстренько утаскивали в укромный уголок парка, где под чутким руководством Субботы экскаваторщики совковыми ковшами лопат зарывали его в большую яму. Набрасываемая горкой вычесанная до земли вместе с пожелтевшей листвой трава была невесомой, и работалось нам легко и приятно. И, чтоб не упариться, загонявшись, вне поля зрения сержантов, пристроив носилки на грунт, давали разомлевшим телам отдых.
Под палящими лучами жаркого солнца скребли наши товарищи газоны до черноты да асфальт чистили от голубиного говна и засохшей харкотины, а мы всё таскали и таскали мусор. Трудились до седьмого пота, честно отпахав до полудня. А там, пошабашив, организованно побросали инвентарь в специально отведенное место и строем потопали в столовую для приёма пищи. Нравится всё же мне уставной армейский порядок: война войной, а обед по расписанию.
С набитыми животами, не заходя в роту, под присмотром сержантов продолжили приборку территории. Парни гондопопились с шанцевым инструментом, я с Лёхой уцепились за ставшие такими родными ручки носилок. И вновь всё понеслось по кругам уборочного ада, котом за яйца в долгий ящик продолжаясь так до самого вечера. Ужин с ежевечерним бдением сам собой незаметно перетёк в отбой, и мы, наломавшиеся за день, погрузились в долгожданный сон…
Воскресение ознаменовалось спортивным праздником. Всё в армии не так, как у обычных людей. На гражданке в выходные дрыхнут подольше, пьют алкоголь, жарят девок. У меня с самого утра болит башка, и хреново себя чувствую. Хочется прилечь, забыться хоть на чуть-чуть, а тут, в законный день отдыха, с утра пораньше, гонят нас против воли хернёй заниматься. Первая половина дня убилась спринтерскими забегами на стометровку. После обеда сержанты, не давая расслабляться, гоняли нас, разучивая строевые эволюции. Поужинав, промаршировали мы до упора, оттачивая исполнение строевой песни.
Полчаса улетело на личные нужды – стирка, глажка, смена подшив – с обсуждением недоброй вести. В автобате - так у нас автороту мазуты величают – боец повесился. Больше года разменял, и на тебе. По официальной версии виной трагедии была банальная любовная история. У парня нашли письмо от его родных, в котором сообщалось, что пассия выходит замуж за другого. Только письмо-то пришло с полгода тому назад, а в петлю полез он сегодня. Позже, по каналам ОБС, разузнали мы, что не девки виной всему. История эта оказалась извращенной и с дурным душком. Несчастный был чушкарем, к тому же ротным защеканцем. И сосал бы он свои чупа-чупсы до самого дембеля, да нашелся в мазуте горячий джамбулат любви, сломавший защеканцу целку. Так, что тот с рваной задницей к врачам попал. Начались расспросы: где, с кем, сколько раз. Начальство решило сообщить родным, что их сын, моральный разложившись, втоптал человеческое достоинство российского солдата в грязь. Стал, как сейчас любят называть политкорректно, голубым. Проткнутый, не выдержав душевных терзаний, повесился. Говорят, что из-за этого ЧП в часть скоро нагрянет уголовка, и будут всех основательно трясти.
После вечерней поверки быстренько отбились, завалившись дрыхнуть без задних ног. Кабанов сдёрнул в город к бабе, забив на внеочередное дежурство. Ротного старшину позавчера проводили на пенсию, а новый, подписавший контракт черпак с четвёртой роты, ещё не вступил в должность. Опустел бурый угол: старичье, несмотря на навёденный шухер, ночью свалило в самоход. Затихла полупустая казарма. Уснули спокойно духи, спит карантин…
…Звонкая плюха выносит сознание из умиротворённой дрёмы. Хорошо, что бьют не меня. Придушенный голос захлебываясь, умоляет:
- Большой не надо, не надо… Вася скажи ему... Ай!
Из бурого угла несутся влажные шлепки по живому, и тот же голос умоляюще сипит:
- Большой не надо… Вася, скажи ему, я не виноват… не виноват я, что меня комендачи спалили в самоходе…
- А-а, сука! - страшно рычит Большой. – Убью падлу!
- Большой, не на-а-а!.. – животный вопль переходит в сдавленный хрип.
Разбуженные соседи заполошно приподнимают головы, в призрачном свете ночника сверху хорошо видно, как Большой пьяно мотаясь, месит лицо незадачливому самоходчику, расплескивая его сопли по сторонам. От мощного крюка тот, перекувырнувшись, головой с грохотом расталкивает стоящие койки. Схватив лежащего за ногу, Большой, громко сопя и распространяя за собой волны алкогольного перегара, поволок безвольное тело на крест. И долго там, с чувством хекая, топтал его ногами. Полночи звуки ударов, да звон разрушаемой мебели не давали мне уснуть. На душе было скверно и тяжко.…
…Просыпаюсь от возни возле тумбочки дневального. Меня колотит мелкий озноб. В голове звонкими молоточками частит горячечный пульс, кожу покрыла холодная испарина. За окном синеет предрассветное небо. В казарме душно, в раскрытые окна едва доносится прохладное дуновение ветерка.
Несколько минут с креста слышен топот и приглушенный говор. По взлетке торопливо снуют призрачные тени. Потом волокут из сортира что-то тяжёлое и, матерясь, уходят из казармы. В открытое окно громко скрипят по песку тяжелые шаги, удаляясь в сторону санчасти.
Долго ворочался, пытаясь уснуть, и, когда в казарме перестали вошкаться, поплелся к титану попить водички. У тумбочки ползал дневальный с разбитым лицом и тряпкой стирал с линолеума кровавые подтеки. Кровь повсюду, блестит на расщепленной мебели, на покосившихся стендах, темными брызгами пятнает светлые стены. Заглядываю в умывальник и… нихера себе! Фаянсовые рукомойники скособочены, расколотое вдребезги зеркало валяется на полу, кафель вокруг в багровых мазках и пятнах. Возле гальюнной стены маслянисто кровавится огромная лужа, широким, подсыхающим волоком растекаясь к входному проему. Интересно, тот, кого здесь размазали, живой остался?
С ужасом в душе засыпаю, в воспаленном мозгу пульсирует настойчивая, сладкая до дрожи мысль: если попаду в первую роту, сбегу из неё сразу же, покуда цел…
Ночь провел в бредовых метаниях. Меня колотил сильный озноб, душил сухой, рвущий легкие кашель. С каждым часом мне становилось все хуже и хуже. Надо бы утром к докторам доползти…

Последний раз редактировалось UAZtank Сб апр 16, 2011 3:31 am, всего редактировалось 2 раз(а).

Лазарет
Белая простынка, тетка-медсестра,
Духи в лазарете, спят все до утра.

Вхожу в указанную дверь. В комнатенке сидит какой-то бурый среднеазиатской наружности и увлеченно ковыряется пальцем в носу. Воротник афганки завернут на спину, чтобы толстенная подшива не пачкалась о шею. При моем появлении он тщательно вытер палец о штаны и спросил:
- Тибе чиво, билят?
- Карим, выдай бойцу пижаму и отведи его в третью палату, - через дверь донесся баритон военврача.
- Билят, шайтан твой мама имел, - сквозь зубы пробормотал Карим, нехотя отрывая жопу от стула.
Молча он пошаркал тапочками за фанерную перегородку, махнул рукой, подзывая. Там оказалась вещевая каптерка: вдоль стены шли стеллажи, разделенные вертикальными перегородками. В нижних ячейках стояли сапоги, выше лежала аккуратно свернутая форма, в самом верху покоились головные уборы. Еще выше, куда доступ был со стремянки, желтыми тюками сена выпирали свернутые матрасы, под потолком пластом лежали кипы одеял.
В воздухе витал едва уловимый запах тления, стойкий духан грязной одежды настойчиво лез в нос. Блин, а надо ли в лазарет ложиться? Может фигня эта температура? А голова поболит, поболит да перестанет? С тяжелым чувством на душе переоделся, выбрав наименее засаленный халат, подходящий по размеру. И за провожатым зашлепал тапками к месту своего обитания.
Моими соседями по палате оказались светловолосый дед с осложнением на прооперированной грыже да чернявый заторможенный дембелюга, мрачно смотрящий на мир расширенными зрачками. Лежали они в санчасти больше месяца. После первичного знакомства я оказался им неинтересен, и сразу же завалился на койку лечить головную боль здоровым крепким сном.
Разбудил меня чернявый Вован. Кивнул головой на стоящий на столе поднос:
- Ты, эта, жри быстрей. А то щас, эта, пойдут, ё, тарелки собирать.
В животе заурчало, внутренности активно желали пищи. Не заставляя упрашивать дважды, перенёс свое тело за стол и набросился на еду. Обед показался мне божественным нектаром. На первое был умопомрачительно пахнущий борщ, приличный кусок мяса кокетливо торчал из огненной гущи. Вторым пошла нежнейшая котлетка, хрустящая корочка которой оттеняла молочный вкус белейшего картофельного пюре. Мягчайший пшеничный хлеб, да стакан густейшего киселя довершили трапезу.
- А что, - спросил с набитым ртом у Вована, - здесь всегда так вкусно кормят?
Тот недоуменно посмотрел в мою сторону, почесал затылок и ответил:
- Тута, эта, обычно жрем лучше. Ё, урюк на раздаче чё-то нюх потерял. Сёдня он, эта, хавчика принес мало.
Я от неожиданности чуть не подавился: после нашей столовки больничная еда была необыкновенно аппетитна, да и порции лежали немалые на тарелках. Совсем, смотрю, лазаретовские зажрались.
Законный послеобеденный тихий час растянул до ужина.
- Ну ты и здоров спать, - удивился разбудивший меня светловолосый Иван.
- Готовлюсь к сдаче экзамена на пожарного, - улыбнулся я. – С первого раза не прошел: не смог проспать сутки без перерыва.
Еда вечерняя была вкусна чрезвычайно. С аппетитом съел гуляш с рисом, выпив на сладкое компот из яблок. Масло отдал парням. Они, конечно, удивились, но не сильно: в армии каждый сходит с ума по-своему.
Жизнь в лазарете определенно стала нравиться: ешь, спи, глотай колеса. Мне назначили прием порошков утром и вечером после еды. Сам процесс употребления лекарств был поставлен грамотно: на столе дежурной медсестры расставлены плошки с лечебными средствами, каждую плошку украшает бирка с фамилией и временем приема. По палатам проходил дежурный шнырь и пофамильно вызывал больных, которые подходили к плошкам с кружкой воды. Под пристальным взглядом неусыпного цербера они принимали прописанное, демонстрируя потом медсестре пустой рот. Так сразу же отсекались косари, желающие без приема медикаментов затянуть свое пребывание в лазарете.
После ежевечернего температурного замера Ваня пригласил Вована и меня разделить компанию для просмотра вечерних телепередач. Я согласился, хотя еще со школы практически перестал пользоваться телевизором, предпочитая фильмам чтение книг.
Цветной телек стоял на тумбочке в холле: несколько человек в халатах смотрели веселую комедию и дружно гоготали. Из-за своего стола, глядя на экран, смеялась медсестра. Мы тут же включились в увлекательный процесс.
В коридоре я заметил двоих в замызганных халатах, швабрами трущих пол. Одним из них оказался Виталик с карантина, вместе со мной попавший в лазарет. Он попытался пройтись тряпкой под лавками, но парни пинками прогнали его:
- Съебался на хуй, уебан! Потом здесь отпидоришь.
Эх, хорошо, что развлекаюсь вместе со всеми, а не драю полы.
Глубокой ночью разбрелись по палатам. Мои соседи уползли к друзьям, шепотом обсуждая какую-то дурь. Я же, едва голова коснулась подушки, моментально провалился в сон. На рассвете меня разбудил Иван.
- Давай дунем, - он сунул мне под нос папироску с закрученным концом.
- Не, Вань, не хочу, - спросонья махнув рукой, завалился на койку досматривать приятные сны.
Проснулся, когда принесли завтрак. На тарелках вкусно парила рассыпчатая каша. Белый хлеб горой лежал на подносе, на блюдце янтарной слезой истекали кружочки сливочного масла. Съел свою порцию, оставив масло парням. Те сладко храпели, не думая просыпаться. Чтобы их завтрак не забрали, сделал заначку: поднос с тарелками спрятал за тумбочку, туда же перекочевал чайник с компотом.
Насытившись, пошёл глотать пилюли. На обратном пути меня выцепил санитар и припахал к разбору одежных бирок в каптерке. Ну что ж, чем-то и мне надо в лазарете заняться.
Справился с заданием быстрее отведенного часа. Простирнул халат с мылом и повесил его сушиться на спинку кровати. С чувством выполненного долга улегся на койку, взяв журнал с подоконника, и с головой погрузился в чтение.
Скоро проснулись мои соседи:
- Ё, жрачку просрали!
С непроницаемым лицом факира извлекаю на свет божий сначала чайник с компотом, за ним поднос с едой.
- Ё! Живем! – с голодным блеском в глазах парни набросились на еду.
- Ну, братан, удружил! – похлопывая по туго набитому животу, Ваня довольно лыбится. – Гы, вчера раскумарились – о-о-о… Меня на хавчик пробило, думал сдохну, если чего не сожру.
- Заебись, - Вован сыто рыгнул, закатив заблестевшие глазки. – Охуенно пыхнули. Надысь еще дури взять.
Прервав заманчивые грёзы, в раскрывшуюся дверь пролезла раскосая морда Карима. Блин, урод по мою душу приперся. Поведя очами, он сказал:
- Э-э, адын, на пола, билят.
- Съебался, чмо! – рыкнул вскочивший Вован. - Бля буду, ты, эта, урюк гребанный, до дембеля на очках сгниешь на хуй!
Шныря из палаты как ветром сдуло. Мне пояснили, то Карим одного призыва с Вованом. Азиат, истязаемый по духанке, оказавшись на излечении в санчасти, воспользовался добротой ее начальника, и завис тут, пристроившись санитаром. Здесь же жил и питался, почти не выходя наружу. Сначала он добросовестно делал сам все грязные работы, боясь, чтобы не выгнали из медицинского рая. А с течением времени забурев, начал припахивать молодых. И вот теперь сослуживцы с нетерпением ждали, когда для увольнения в запас Карима переведут им на растерзание в роту.
После сытного обеда, Вован свинтил в роту к корешам. Мы с Ваней, задвинув на тихий час, вполголоса говорили за жизнь. Я ему рассказывал про свой пароход, береговых шлюх и честных давалок. Поведал, как забивал на работу, когда школьником слесарил на ЖБКовской автобазе.
Ваня был из взвода связи, из мандавох. Более полугода он мотался по госпиталям с различными болячками: ему прооперировали грыжу, заработанную по духанке при разгрузке катушки с кабелем, а потом долго и безуспешно пытались вылечить возникшее осложнение. Глядя на мою морду, не отягощенную печатью интеллекта, он все порывался узнать с какой же я роты. Тут я и раскололся, сознавшись Ивану, что я даже не дух, а так, запах.
- Не ссы, солдат ребенка не обидит, - говорит Ваня и весело смеется; вместе с ним смеюсь и я. – Да нам с Вованом насрать, сколько ты отслужил, главное ты парень компанейский, и попиздить мастак.
Так, неожиданно для себя, оказался под негласным покровительством своих соседей по палате. На припашки не дергали, ел, спал да в свободное ото сна время читал журналы и книжки. Воистину, лазарет для солдата – натуральный рай.
Наших с карантина в лазарете оказалось еще трое, и все они припахивались санитаром на наведение порядка. Мне же очень приглянулось лежать на койке в прохладе и неге. Перемещаться в пространстве, не говоря о работе шваброй, с высокой температурой было очень утомительно. При наклоне моментально темнело в глазах, и в голове возникал пронзительный звон, раздирающий кости черепа до боли в глазах: накатывало ужасное состояние гниющего заживо. Я старался больше спать, мотивируя сонливое состояние высокой температурой: болезнь во сне переносилась легче.
А на улице жарило лето. Июль в этом году был очень знойным, температура днем переваливала за тридцатник в тени. Каюсь, что без зазрения совести радовался лежанию на койке, пока карантин дрючили строевой на солнцепёке. Когда мимо лазарета с песней грохотали сапогами сослуживцы, изнывая в духоте, подленькая мыслишка грела душу: я тут, а они там. Ловить кайф в прохладе намного приятней, чем сдыхать на жаре. Так я постигал главный принцип выживания: умри ты сегодня, а я завтра.
Отужинав, выбрел в холл, усевшись перед телевизором. Там познакомился с земляком. Михаил, кудлатый парнишка с лицом полинезийского идола, вытесанным тупым колуном из векового дуба, оказался с моего города, с улицы центральной, идущей вдоль вала вверх от главной площади. Он сразу же взял быка за рога, зазвав к себе в автобат. Предложил стать личным духом на его машине. Похвастался, что скоро ему дадут новый автомобиль возить кого-то из штабного начальства, расхваливал будущее житие, петухом пел гамбургским. Что-то подозрительным мне он показался. И мутным. На блатного Миха не тянул, языком трещал, как швейная машинка, добивающая план в конце квартала. Возражать ему не стал: в автороту хочу распределиться, мало ли кем там мой знакомец подвизался. Покивал ему согласно для приличия и смылся, сославшись на приём лекарств.

Последний раз редактировалось UAZtank Ср мар 23, 2011 16:41 pm, всего редактировалось 1 раз.

Тут меня сосед по палате, из мадавох который, выщемил:
- О чём ты у телека с автобатовским шептался?
- Да так, земляка вот встретил.
- Херовый у тебя земляк, - огорошил, как дубиной между глаз дал.
- А что так? С виду вроде ничего, только не по делу языком треплет много.
- Да чмошник это, историю его все у нас знают: грохнул машину ротного об стену, когда тот попросил её помыть, - с охотой разъяснил Иван. – А когда летёха потребовал возместить ущерб, приехала мамаша к командиру части с жалобой. Капитанские звездочки, как фанера над Парижем, мимо ротного пролетели. С его молчаливого согласия в роте ушлёпка гнобить почем зря стали. И задрочили бы, как пить дать, так мать придурка вновь до верхов дошла. Теперь его не трогают, теперь он вечный дух, в парадке с пластмассовыми пуговицами ходит и на параше спит.
Во, блин, думаю, только обрадовался новому человеку, и чуть из-за него не попал чмыри. Действительно, нахер, нахер земляка такого.

Ем, сплю, температурю. Градусы на теле ещё выше рабочих тридцати семи с половиной, по лечебным нормам режим постельный, к наведению порядка не привлекаюсь. Отписал домой письмишко, чтобы не беспокоились по поводу моего пребывания в лазарете. Вечером с Ваней сочиняю неприличные стишки, да травлю байки до жвака-галса про всякую всячину. Даже в вовановых глазах, обычно мертвых, как у снулой рыбы, к повествованиям моим проявляется интерес.
На днях имел долгую познавательную беседу с начмедом. Капитан медицинской службы, незлобивый развитой человек, благоволил к солдатам с образованием, а институтское было у него в особенном почете. Поговорили с военврачом за жизнь, много занимательного он поведал. Узнал, что с ВУЗом за плечами в части было двое: я да какой-то парень из уставной второй роты. Я, конечно же, натрепал ему про свой пароход. Красочно поданные подробности о закадровой жизни государственной элиты ещё никого не оставляли равнодушными, медик тоже заинтересовался этим этапом моей студенческой жизни. С особым тщанием расспрашивал и охеревал от услышанного. Небольшая разница в возрасте да природный такт военврача уменьшили дистанцию в общении, и разговор наш плавно перешёл на баб…

[other13]

С его молчаливого согласия в роте ушлёпка гнобить почем зря стали. И задрочили бы, как пить дать, так мать придурка вновь до верхов дошла. Теперь его не трогают, теперь он вечный дух, в парадке с пластмассовыми пуговицами ходит и на параше спит.
Во, блин, думаю, только обрадовался новому человеку, и чуть из-за него не попал чмыри. Действительно, нахер, нахер земляка такого.

армия таже зона

армия таже зона

Посмотрите моё мнение, сверху топика, выделено жирным, из четырёх строк.
post216103.html#p216103

Последний раз редактировалось UAZtank Чт мар 24, 2011 11:58 am, всего редактировалось 1 раз.

Жизнь моя течет неспешно. Обилие вкусной еды шока уже не вызывает. Телевизор надоел. Из чтива натолкнулся на клондайк из журналов «Вокруг света» советских выпусков, невесть как попавших в лазарет. И с головой погрузился в описание побед человеческой воли над стихией. На глаза попались очерки занимательных путешествий забугорного хлыща по имени Тур Хеердал. Он неоднократно пересекал океанские просторы на доисторических плавсредствах Древнего Египта. Начал с похода на бальсовом плоту «Кон-Тики», а продолжил тему на папирусной лодке «Ра». Узнал, наконец-таки, из первоисточника, как на «Ра» в качестве судового эскулапа подвизался молодой тогда Сенкевич. Вот почему он, медик по образованию, вел при Союзе телепередачу «Клуб путешественников». На лицо показательная реализация одного из лозунгов советской эпохи: каждая кухарка должна уметь управлять государством. А кто в то время учил руководящих бездарей теории управления? Правильно – никто. Не из-за этого ли рассыпался некогда могучий Советский Союз?

…Разбудило меня шебуршание возле обеденного стола. Мои соседи увлеченно мочили обрывки бинтов в кружке с водой, интенсивно их размешивая. Увидев, что я не сплю, Ваня попросил надрать листков из лежащей на подоконнике книжки, и каждый плотно скрутить. Я вошкался с макулатурой, а Вован, черпнув ложкой раствор из кружки, придавил её черенок к столу возле окошка. Его помощник, взяв у меня туго свернутый листок, запалил и, держа вертикально, начал подогревать содержимое ложки. Плотная трубочка горела медленно, давая ощутимый жар без копоти. Запах жженой бумаги тут же вытягивало в приоткрытую фрамугу. Тем, что осталось от выпаривания, Вован зарядил одноразовый шприц, и, мазнув по мне с Ваней тяжёлым взглядом, уединился в уголке возле своей кровати. Понимающе кивнув на красноречивый жест Вани, не задавая лишних вопросов, забрался под простынку и добросовестно уснул. А Вован ночью словил приход…

[other13]

армия таже зона

Посмотрите моё мнение, сверху топика, выделено жирным, из четырёх строк.
post216103.html#p216103

интересно, а зеки также весело свои отсидки вспоминают?

[ЛЕНИВЕЦ-БАРИБАЛ]

вот товарищу покоя то нет

Во время утреннего обхода жизнерадостный военврач, взглянув на температурный лист, меня порадовал:
- О-о, больной пошел на поправку, денька через три мы тебя выпишем. А пока я скажу Кариму, чтобы пристроил тебя истории болезней писать. Медсестёр у меня не хватает, самому некогда, а Карим, балбес этакий, там всё запутал. Ты в институте учился, грамотный, быстро с бумажками разберёшься.
Ага, думаю, если всё пучком пойдет, то в больничной писанине корячится реальная возможность пристроится на службу в лазарете. Попасть сразу на блатное место и до дембеля на нём дотянуть - сокровенная мечта любого нормального духа.
Дошли до меня из карантина вести, что Лёха, земеля мой, с кем хотел я упросить командиров распределить нас в одну роту, свинтил из части. Находясь под впечатлением ухода из жизни автобатовского защеканца, написал он письмо на хату матушке про ужасные реалии армейского бытия, присовокупив, для усиления эффекта, случай с искалеченным залетчиком из первой роты. Родители его, напугавшись за судьбу любимого дитяти, дошли до Генералова – командира части – и организовали перевод поближе к дому. Убыл Алексей к новому месту службы в Княжево. И даже не зашел попрощаться. Перед дембелем своим заезжал его навестить. Служить ему оставалось тогда больше года. И после разошлись мы навсегда в бурных водах океана, имя которому жизнь.