И как тут снова и снова не вспомнить страшные предостережения академика Углова, многие десятилетия изучающего влияние алкоголя на организм человека: «Наш мозг – это наше богатство и неповторимость. Наверное поэтому алкоголь приносит ему самое сильное разрушение, несет для него главную опасность. Исследования мозга у погибшего от острого алкогольного отравления показывают, что в его нервных клетках наступили изменения в протоплазме и в ядре, выраженные столь же резко, как и при отравлении другими сильными ядами... У лиц, употребляющих спиртные напитки, выявляются ранние склеивания эритроцитов – красных кровяных шариков. Если подобная картина имеет место в каких-то грубых тканях, например, в мышцах, то это может пройти незаметно. Но в мозге, где склеивание сильнее, так как там концентрация алкоголя выше, оно может привести, и, как правило, приводит, к тяжелым последствиям: в мельчайших капиллярах, подводящих кровь к отдельным мозговым клеткам, диаметр сосуда приближается к диаметру эритроцита. И при склеивании эритроциты закрывают просветы капилляров. Снабжение мозговой клетки кислородом прекращается. Такое кислородное голодание, если оно продолжается 5 – 10 минут, приводит к омертвению, то есть необратимой утрате мозговой клетки... Вскрытия "умеренно" пьющих людей показали, что в их мозге обнаруживаются целые "кладбища" из погибших корковых клеток... Изменения... возникают уже после нескольких лет употребления алкоголя. Обследования двадцати пьющих людей показали уменьшение у них объема мозга, или, как говорят, "сморщенный мозг "». Не эту ли роковую силу алкоголя подметил гениальный Есенин? Всего лишь несколько лет он пил, а и то «в полный рост» увидел беду от вина и водки: Годы молодые с забубенной славой, Отравил я сам вас горькою отравой. Я не знаю, мой конец близок ли, далек ли, Были синие глаза, да теперь поблекли. Где ты, радость? Темь и жуть, грустно и обидно. В поле, что ли? В кабаке? Ничего не видно. Итак – «сморщенный мозг». Не тут ли происходит разгадка, почему наше время не может дать миру ни Пушкина, ни Чайковского, нет у нас Суворова и Столыпина, Репина и Менделеева? Я был знаком и наблюдал в жизни двух великих людей, – таковыми их числят не у нас, но во многих странах мира, – это курганский хлебороб Терентий Семенович Мальцев и дирижер Константин Иванов. Оба они не пили, Мальцев никогда не пил ни грамма, Иванов – если и пил, то символически, отпивал из рюмки глоток вина. Ломоносов, Суворов, Менделеев, может быть, пили чуть больше, но пили редко, слабое вино, и отпивали глоток-другой. В нашем столетии пошла в дело водка. И пить стали чаще, и помногу... Разумеется, пили те, кому водка была доступнее. Как я уже говорил, в войну мы, младшие офицеры и солдаты, почти не пили – негде было взять ни вина, ни водки. А чем офицеры старше, и чем большую должность они занимали, тем и пили чаще. Их угощали. Помню, как я, двадцатилетний командир батареи, приказывал старшине иметь бутылку-другую самогона «на случай, если кто придет». А эти «кто» были: от командира дивизиона и выше. А если уж генерал какой нагрянет, и обедать останется, как же не подашь ему самогона? Водки и вина у нас не было. У местных жителей доставали самогон. Помню, как однажды мне сказали: батарею посетит поэт Алексей Сурков – автор знаменитой «Землянки». У нас дух захватило от волнения. Никогда я не видел поэта, а тут собственной персоной! И, конечно же, не один, а и командир дивизиона будет с ним, и командир полка, а может, и генерал!.. Из офицерского пайка выделил я мыло, масло, сахар, – выменяли три литра самогона. Сурков не приехал, а самогон долго не залежался: в штабе дивизиона прослышали о нем, налетели стаей – выпили. Представляю же, как встречали поэтов и писателей, – Шолохова, например, – в разных высших штабах, во фронтовых войсках и всюду, где он только появлялся. О Шолохове я уже тогда, на фронте, слышал: пьет наш великий писатель, ох, как пьет! И потом, после войны, работая в Москве, в газете военных летчиков «Сталинский сокол», получил задание от редактора Сергея Семеновича Устинова: пойти в гостиницу «Москва», разыскать Шолохова – он там остановился – и попросить его, чтобы он написал новогоднее приветствие летчикам. Приближался Новый год – то ли 1949, то ли 1950. Пришел в гостиницу, но меня к Шолохову не пускают: говорят. выпил он, отдыхает. Пришел я на следующий день, и на третий... Времени до Нового года оставалось мало, и я должен был во что бы то ни стало привезти в редакцию приветствие – хотя бы несколько слов. Пытаюсь прорваться в номер, меня не пускают. Выходят от Шолохова незнакомые люди, – очевидно, писатели, – спрашивают: – Чего надо? Я им объясняю. Они качают пьяными головами: – Не, корреспондентов не принимает. Из «Правды» были – не принял. Тут вот одна дамочка приходила – тоже корреспондент – ее принял. Кто-то советует: – Дамочку пришлите. Молодую, красивую. Женщинам не отказывает. Пришел в редакцию и доложил Устинову. Он послал женщину, – не помню ее фамилию. Женщину Михаил Александрович принял и, поскольку был в сильном подпитии, на клочке бумаги написал несколько слов – вроде тех, что «Летчиков люблю, приветствую и желаю счастья в Новом году». Приветствие это в газету не пошло, оно многие годы лежало под стеклом на столе редактора. С Шолоховым знаком не был, но разговоров о пьянстве нашего замечательного писателя наслушался довольно. Не здесь ли следует искать причину, что свои главные произведения – «Донские рассказы», «Тихий Дон», «Поднятая целина» – он написал в молодости, до войны, когда его могучий ум не был замутнен алкоголем, а после войны, хотя он и жил, к нашему счастью, сравнительно долго, он написал лишь несколько коротких вещей, да и то книгу о войне «Они сражались за Родину» не сумел закончить. И если уж говорить правду: написанное им в зрелом возрасте по силе художественного изображения значительно уступает ранним произведениям. И разве не то же наблюдаем мы у другого замечательного писателя – Михаила Бубеннова? «Белая береза», написанная в молодости, ярче, сильнее его поздних произведений – романов «Орлиная степь» и «Стремнина». И вот что характерно: в «Белой березе» содержится основательно глубокий, точный по всему философскому осмыслению, провидчески-пророческий анализ войны – этого важнейшего события в русской истории, в поздних же романах, хотя и поднимаются мощные пласты народной жизни, но мудрого, на все времена годного и непогрешимого анализа общественных процессов мы уже не находим. Весьма вероятно, – с наукой спорить не станешь! – что угнетенный алкоголем мозг, «кладбище» из погибших корковых клеток, уже не позволил писателю с прежней зоркостью рассмотреть дальнейший ход нашей истории и, с присущим автору «Белой березы» блеском, живописать эпизоды народной жизни. лица и характеры своих героев. Многому может противостоять человек, многое может он одолеть и осилить, но каждодневные, много лет кряду изливающиеся в мозг потоки алкогольного яда не щадят никого; ум и талант угнетаются, память тускнеет, острота всех впечатлений притупляется... Врач ему мог бы сказать: – Да у вас, батенька, «сморщенный мозг». Чего же вы от него ждете?
Унесённые водкой. О пьянстве русских писателей (Дроздов И.В.), страница 219
Хотя. принадлежность к КПЕ/КОБ ........ 
